Раскольники в Сибири и Тарском Прииртышье.

С самого основания городов Тюмени, Тобольска и Тары, а так же первых крестьянских слобод, их жители были крещены по старым православным обрядам, имели старые иконы и книги, и после реформы Никона не все согласились с новыми правилами. Еще со времен патриарха Никона начались гонения на старообрядцев, которые усилились в царствование Петра 1. В 1720-е годы десятки тысяч старообрядцев бежали из своего разгромленного центра на реке Керженец, многие из них оказались в Сибири, и с тех пор старообрядцев у нас стали называть кержаками, керженцами.

В разных районах Сибири доля старообрядческого населения была неодинаковой. На Алтае их доля в населении в конце XIX века доходила до 10%, в некоторых горных волостях – до половины. Староверческие селения существовали также в Забайкалье и на юге Тобольской губернии (т.е. в современной Омской области). Здесь старообрядцы создавали собственные церковные общины.

Общины староверов Сибири отличались абсолютностью, большой сплоченностью, относительной зажиточностью, уважением к религиозной книге и яростной приверженностью к старинным обычаям. Государство постоянно стремилось обратить старообрядцев к официальному православию, вплоть до начала ХХ века не признавало и преследовало их церковную жизнь, заставляя тем самым мигрировать раскольников в самые отдаленные уголки России.

Из многочисленных документов Архива Омской области следует, что впервые на территорию современной Омской области раскол занесен во второй половине XVII века учениками Аввакума Ипатием – митрополитом Тобольским, чернецом Оськой Истоминым. Центром стал город Тара и окрестности. Изустное предание гласит, что гнездо раскола Тарского завелось с водворением московских стрельцов и малороссийских казаков, сосланных за раскол. Частично раскол несли тайные беглецы из внутренних областей Европейской России из-за жестокости властей, в XVIII – XIX вв. раскольники-переселенцы и бродячие раскольники, до 1880-1885 годов – беглые «беспоповцы». С 1885 года – от беглецов появились «австрийцы». В 1846 г. появились сторонники митрополита Амвросия.

Во второй половине XVIII века осваивались восточные территории Тарского уезда. Наряду с государственными крестьянами, здесь селилось много старообрядцев, которые стремились жить обособленно, уходили в глухие дебри тайги. Так возникло несколько районов расселения старообрядцев: первый в городе Таре и ее окрестностях, а так же  по реке Таре, в Бергамакской слободе. Но после разгрома войсками старообрядческого бунта в 1721 году, в ходе которого тысячи старообрядцев были казнены, тарские  раскольники осели в Аевской слободе, где жил один из приверженцев раскола – Александр Готовцев и его потомки. Здесь была сооружена их моленная. Аёвцы относились к категории беспоповцев, но к служителям православной церкви относились терпимо, лишь не посещали ее.

История этой слободы напрямую связана со старообрядцами села Седельникова. Деревня Островная, из которой были выходцами крестьяне, переселившиеся на реку Уй, входила в Аёвскую волость. А Седельниковы были ближайшими родственниками Готовцева. Очень интересен спор Седельниковых и Готовцева из-за старообрядческих икон. Седельниковы оспорили их принадлежность в суде и выиграли, однако позже продали их аёвцам за 300 рублей.

Около 1880 года в Слободу прибыл поселенец-крестьянин Симбирской губернии Д.И. Тонеев, высланный в Сибирь за пропаганду раскола и ставший вскоре руководителем местных старообрядцев. Распространению раскола способствовала и эпидемия холеры, свирепствовавшая в Таре в 1892 году и посланная, по словам раскольников, «за поругание правой веры». Многие селяне перекрещивались в реке Аёве, среди них – крестьяне близлежащих деревень

При служениях Тонеева и начетчицы А.И. Шаровой было прекращено моление «за царя». Часть старообрядцев, не согласная с этим, устроила свою моленную. Община раскололась на 2 части.

В 1899 году на средства фонда имени императора Александра III в деревне Завьялово, в 7 верстах от Аёвской слободы, был построен храм во имя Воскресения Христова, к которому была приписана Слобода. Назначенный священником отец Александр Азбукин начал активную борьбу против раскола, добившись закрытия кладбища в Аёвцах и захоронения умерших на приходском кладбище в Завьялове. Но это привело к осложнению отношений. Сменивший его священник ходатайствовал об открытии кладбища, что и было разрешено духовной консисторией. После высочайшего манифеста 17 апреля 1905 года Тонеев и его сподвижники ездили в Москву за старопечатными книгами и иконами, завели свои метрические книги.

Центром второго района стала река Уй. Сюда бежали от преследования не только Тарские старообрядцы, но и Ишимские. По данным статистической таблицы со сведениями о Таре и Тарском уезде из обзоров Тобольской губернии в 1911 году в уезде проживало 3153 старообрядца-раскольника. К 1912 году их количество увеличилось до 3720 человек.

Точных данных о количестве старообрядцев в Седельниковском районе нет. Однако из различных источников и в первую очередь «Справочной книги Омской Епархии» 1914 года Иоанна Голошубина (Ф-16 ГАОО), а также воспоминаний старожилов деревень известно, что наибольшее число старообрядцев проживало в Седельниковском приходе: «Раскольников-безпоповцев 60 человек обоих полов, поповцев, уклонившихся в раскол австрийского толка – 306 человек». Из воспоминаний старожилов известно, что кроме Седельникова и Сыщикова старообрядцы проживали в деревне Львовке и Андреевке (преимущественно поповцы), их священником был Раденька, в деревне Евлентьеве, а также отдельные крестьяне в других деревнях (Тамбовке, Михайловке, Исасе, Кайбабе, Новоуйке).

В Кукарском приходе в деревне Сыщиковой беспоповцев 8 душ и 96 человек поповцев, в том числе 85 душ – австрийского толка.

В Кейзесском приходе в деревне Елизаровой 195 душ безпоповцев. Из воспоминаний старожилов известно, что много старообрядцев было в деревне Рагозиной, прибывших сюда из Ишимского уезда, в деревне Тимофеевке, Кейзесе, основанных седельниковцами. В конце XIX века в Кейзес переселилась семья купца Байгачева из Тары, предки Петра Бойгачева автора «противного письма» Петру 1 и семьи других купцов из города Тары, в большинстве своем старообрядцы. Подтверждением этого можно считать и тот факт, что в Кейзесе найдено уже 3 старообрядческих нательных крестика. Из-за своей малочисленности старообрядцы этих деревень, скорее всего, постепенно перешли в православную (официальную) веру, а семьи купцов покинули Кейзес в 1917 году. Таким образом, общее количество старообрядцев в районе приближалось к 1000 человек.

Как было уже сказано, первые населенные пункты на территории современного района (не считая юрт остяков) были основаны старообрядцами. С начала 19 века жителей Сыщикова и Седельникова приписали к Усть-Тарской церкви, так как еще в 1682 году вышел указ, запрещающий раскольникам строить свои храмы и открывать скиты. А с 1750 года указ, предписывавший староверам предоставлять детей на крещение в церковь, иначе они считались незаконнорожденными, вплоть до 1874 года, а с 7 лет – на исповедь и причастие. Но платить сбор на ее содержание седельниковцы стали только после того, как местные священники пожаловались в 1813 году Тобольскому губернатору (ТА, Ф. И156, оп.7, д. 572). С 1783 года Указом Сената крестьянам разрешалось оставаться в старообрядчестве, и даже предписывалось от притеснений их защитить. На деле выявленные старообрядцы подвергались преследованиям со стороны духовной и светской власти. Особенно сильным оно было в Логиновской волости, к которой относились Седельниково и Сыщиково,  и  в соседней Бергамакской волости. Старообрядцы последней в 1815 году обратились с жалобой в Тарский земской суд, Тобольское губернское правление и Синод на притеснения со стороны священников, которые запрещают веру, без спроса входят в дом. Разбирательство длилось 3 года, в нем участвовали судьи, чиновники, церковные лица, в т.ч. якобы не зависимый священник из села Усть-Тары. 

Еще большую злобу у священников вызывали так называемые старообрядческие скиты. Еще один из них расположился в 2 верстах от д. Солдатовой Знаменского погоста Бутаковской волости (из этой волости часть старообрядцев перебралась и в Седельниково). Три его жителя пожаловались в Сенат на то, что власти разрушили их жилье, забрали у них старообрядческие книги и церковные принадлежности, а самих принудительно отправили в Кондинский монастырь. Разбирательство длилось до 1822 года, в итоге 15 книг вернули и только одну «Скатекос. Покояние» сожгли. Вещи передали в монастырь, так как истец не имеет церковного сана и не имеет права ими пользоваться. А хозяина вернули домой под надзор местной власти, запретив вести учение среди крестьян.

С 1858 года раскольникам разрешили молиться на дому, и с 1883 года свободно отправлять культ, несмотря на это официальная церковь по-прежнему обязана была бороться с расколом, но на деле, не добившись успеха, просто занижала их количество. С этого же времени в старожильческих деревнях появились ссыльные крестьяне, как правило,  приверженцы нового православия. А население поселков, основанных в середине  19 – начале 20 века (за исключением эстонских) было в основном православным. И тем не менее, в 1896 году при проведении первой Всероссийской переписи населения 49 семей из 88 в Елизарово не отреклись от веры предков. Во Львовке статисты учли  8 семей беспоповцев из 30, но фактически еще как минимум 8 семей были приверженцами старообрядчества. В Андреевке из 11 семей: 2 – поповцы, 1 – стариковщина и 4 назвались просто старообрядцами. Еще 4 семьи записаны как православные, но фактически точно известно, что 2 из них тоже были старообрядцами. В деревне Сыщиково к раскольникам отнесли себя лишь 2 семьи, еще 2 человека записались как старообрядцы, в том числе один дед в 100 лет. А в Седельникове лишь 1 семья – Палагеи Избышевой, и еще два человека указали себя «стариковцами», хотя, как мы увидим ниже,  большинство жителей волостного центра и Сыщикова были староверами.

В деревне Рагозино, старообрядческой так же записана лишь 1 семья. В Кустаке – две, а в Кейзесе, Евлантьевке, Тамбовке и других старожильческих деревнях все записаны православными. Этому способствовало и то, что староверы в основных отношениях были верны православию, лишь не принимали Никоновских реформ и новых обрядов. «Поповцы» и «австрийцы», хоть и редко, но посещали православную церковь. Крестили детей, венчались. Более точные сведения о количестве раскольников по отдельным деревням содержатся в справочной книге Омской епархии Иоанна Голошубина, изданной в 1914 году.

С 1905 года преследования старообрядцев прекратилось и в Седельникове оказалось 306 человек «австрийцев» и 60 «беспоповцев» из 463 жителей, а это 80%. В д. Сыщиково – 96 «поповцев» и 8 «беспоповцев» из 379 человек – 30%. В Елизарово – 195 раскольников, преимущественно «беспоповцев» из 222 жителей – 88%.

Культурно-историческое наследие Седельниковских старообрядцев

(по воспоминаниям Задуевой Марии Алексеевны и Фомина Матвея  Меркуловича из села Кейзес, Алгазиной Марии Клементьевны из села Голубовка, Булатовой Марфы Федотовны (с. Седельниково), Алехиной  Екатерины, Жилкиной Лукерьи, Климентия  Седельникова  (д. Елизарово), Сабаевой Веры Малофеевны, Флягиной Татьяны (д. Сыщиково), Антипа  Антропьевича Седельникова (д. Сыщиково)

Главные отличия культуры старообрядцев укоренились в религиозно-нравственных нормах и быту. В чем же уникальность их повседневной жизни? 

Различия прослеживались даже в языке. Староверы считали свой язык чистым, более русским. В нем не использовались иностранные слова, жаргоны, отсутствовали диалекты. Например, не было даже слов, которые мы считаем исконно русскими: здравствуйте, до свидания. Вместо них гость говорил: «Здорово ночевали», на что хозяйка отвечала: «Милости просим». А при прощании использовали фразы: «Простите ради Христа» и «Бог простит». Самые распространенные пословицы: «Без Бога не до порога» и «Могила и крест на каждом шагу».

Более существенные этнографические отличия наблюдаются в вере, погребальных обрядах и быту.  «Кержаки» имели десятки отличий.      Молились двумя перстами, (указательный и средний) во имя двух естеств во Христе – Божеского и человеческого. Никон, же по убеждению старообрядцев, своей щепотью исключил из перстосложения Христа, с чем они не могли согласиться даже при угрозе их собственной жизни, поскольку приветствовали друг друга не иначе, как «Христос среди нас!» – «Есть и будет!». Во время молитв использовали своеобразные четки (лестовки)  – круг из холста, с собранными краями (сорок сборочек), которые перебирали руками. Держать их нужно было в левой руке, а пальцем правой перебирать порожки,  при этом осеняя себя животворящим двуперстным крестом. А так же подручник (подстилка). Он же нужен старообрядцу для того, чтобы не касаться руками и головой при земных поклонах пола. Старообрядец и на колени не падает. Блюдет чистоту, как душевную, так и телесную.

Свечи использовали не покупные, а самодельные, в том числе и для бытовых целей. Нательные крестики были большего размера, и без изображения распятия. Раньше изготавливали самостоятельно, потом покупали и освящали. Если за человеком были известны грехи, то крестик ему носить запрещали (исключение дети).

Иконы деревянные (преимущественно от 5 см толщиной), расписные, без украшений. Брать их в руки, даже членам семьи, можно было только в чистую субботу. Кержаки не позволяли «мирским» молиться на свои иконы.  Передавать «лики» святых иноверцам было нельзя, и если родственников не было, иконы хоронили вместе с умершими, ставя рядом с гробом. Молитвы, заговоры, иконы и другие знания обязательно должны были быть переданы по наследству, в основном своим детям. Нельзя передавать знания людям, старшим по возрасту. Молитвы нужно обязательно заучивать наизусть. Нельзя рассказывать молитвы посторонним, так как они от этого теряют силу.

Имена детям давались по старым книгам, в соответствии с днем рождения, либо за день до рождения или после него. Преобладали имена: Лукъян, Кипря, Хома, Фока, Давыд, Матвей, Макар, Агафья, Хима, Варвара, Аграфена, Прасковья, Макрида и др. Но официально и в быту часто использовали второе, более простое и современное имя. Молиться за человека можно было только по имени, данному при крещении.

До появления официальной церкви старообрядческой Рождественской в Седельниково, известно, что на 1909 год была старообрядческая часовня в деревне Львовке. Ее священник – Фадей Марков, переселившийся из Ишимского уезда – пользовался у староверов большим авторитетом.  Неслучайно, именно он был избран доверенным от Седельниковской старообрядческой общины, и обратился с просьбой к духовным и светским властям в 1910 году с прошением о разрешении строительства старообрядческой церкви (ТА Ф. И156, оп.1, д.766).  И она была построена в этом же году, а с 1911 отец Фадей начал вести в ней службу. Ее прихожанами были преимущественно жители Седельникова, Сыщикова, Львовки и Андреевки.

Большой интерес вызывает факт наличия в списке прихожан Рождественской церкви и метрических книгах жителей деревни Милютино Тюкалинского уезда, до которой более 300 километров. В остальных селениях собирались на богослужение в домах старушек, живущих отдельно от семей, чтобы никто не мешал. Но духовными наставниками раскольников в Седельниковской и Кейзесской волостях, как следует из отчета Тобольской консистории за 1881 год, были мужчины: П. Алгазин, Хр. Губышев, Г. Навалихин, А. Русских, К. и Н. Моисеевы и Игнатий (фамилия неизвестна). Священного сана они не имели. Молитву начинали мужчины. Книга читалась стоя. Перед каждым присутствующим на  чтении лежала подстилка (платок) для поклонов с вышитым крестом, изображениями птиц, цветов, или условного квадрата. Остальное время подстилка хранилась в укромном месте, и даже родственники не должны были к ней прикасаться.

Кроме традиционных православных постов у староверов постными считались 3 дня в неделю – среда, пятница и один на выбор.

Помимо 10 основных Христианских заповедей (запретов) кержакам запрещалось сквернословить, выпивать, курить в доме. Вера требовала бережного обращения к природе. Нельзя было без нужды рубить деревья, рвать цветы, траву, бросать или оставлять за собой мусор.

Еще существеннее были отличия в похоронном обряде. Даже умирать здравый, с точки зрения раскольников, человек будет не на кровати, а на лавке, положив под голову полено. А если по причине недвижимости на кровати, то попытается выкинуть из-под себя подушку, матрац и простыни. В доме покойника, как и у остальных православных, закрываются зеркала, телевизор (если есть). При отпевании так же использовались лестовки.

За хлопотами над усопшим нельзя забывать, что он жив, но в другом состоянии, и главное – молиться. Сразу после кончины читали «Последование по исходе души от тела», затем «Талтырь». Свечи значат, что усопший был достоин благодати крещения, что отошел от полного скорбей жития к истинному свету, в царство небесное. Вокруг покойного совершалось многократное «Каждение» – жертва Богу. К скрещенным рукам усопшего ставилась иконка спасителя в знак того, что умер с Христом и ко Христу, затем она ставилась в могилу, как символ того, что человеку предстоит уйти в землю со Христом и со Христом восстать из нее. Гроб не обивался материей. Под голову покойного вместо подушки клали опилки. Венки не использовались. Покойника положено было похоронить как можно раньше, приезда родственников не дожидались.

Все присутствующие на похоронах одевались в погребальную одежду. Нижней погребальной одеждой у женщин являлась своеобразная майка, у мужчин рубаха. Поверх них надевался башлык (плащ, балахон) с остроконечным капюшоном из холста серого цвета, без пуговиц, запахивающийся.

Умершего одевали только в одежду из самотканого холста. Руки усопшего не закрывали платочком. Впереди похоронной процессии шествовала бабка с глиняным горшком, в котором были угли и специальное курево, которым окуривалась могила. После совершения обряда горшок разбивался и клался в погребальную яму (но известны случая нахождения и целых горшков). Могилы были ориентированы на восток, в ожидании «Солнца Правды». Выпивать на похоронах запрещалось. Нельзя и плакать, даже близким родственникам.

За крест, могилу, гроб платили деньги. Раньше мужчина сам изготавливал для себя и семьи гробы из кедра и сосны. Чтобы он ни рассыхался, его наполняли водой и хранили на крыше. Над могилой усопшего памятники не ставились, только большие кресты с маленькими иконками в углублениях (в настоящее время все иконки украдены). Ухаживать в дальнейшем за могилкой нельзя. Если в деревне проживали представители разных направлений старообрядцев и сторонники новой веры, то кладбище делили на 3 части: для кержаков, стариковцев и иноверцев.

На поминках и на Пасху женщины выходили на улицу и раздавали всем прохожим продукты, приготовленные своими руками. Поминальные блюда: кутья с медом – символ блаженства души в будущей жизни по воскрешению – и пироги с маком. Поминали умерших на 3 и 9 день – в эти дни душа приводится на поклонение к богу, 40-й день и обязательно 3 месяца. Радуница не совпадает с православной.

Женились и выходили замуж, в основном, за единоверцев. Поэтому нередко в семьях из-за дефицита женихов встречались незамужние великовозрастные женщины. Устраивать свадьбы можно было с Рождества до Масленицы, и после Пасхи Христовой.

Родильный обряд особо не отличался. Роженицу перед родами даже насильно вели в баню, что бы помылась и погрелась. Но рожать предписывалось в доме на печи.

Крещение ребенка происходило на 4-й день. Три дня мать не должна была оставлять некрещенного ребенка одного, особенно в бане после мытья. Детей крестили в холодной воде. Детям до 10 лет запрещалось выходить за ворота.

Одежда и пища старообрядцев так же существенно отличалась от других этнических групп. Женская одежда кержаков делилась на повседневную, праздничную и моленную. Наиболее распространенным видом женской одежды кержаков являлся сарафанный комплекс. Словом сарафан старожилы обозначают как лямочные сарафаны, так и горбачи. Горбач у кержаков бытовал как обрядовая моленная одежда. Повседневной женской одеждой у кержаков является парочка, то есть юбка и кофта. Колготок не было, надевали чулки шерстяные до или выше колена. Женщины на голое тело обязательно носили обереги – тонкий, сплетенный из 3 ниток поясок, либо нитку. Либо делали оторочку из шерстяной нитки, оторочка шла по подолу и воротнику одежды. Льняная или ситцевая рубашка служила нижней одеждой, а поверх нее женщины носили кофты или сарафаны на тонких лямочках, не соединенных сзади (традиция привезена с севера Руси). Раньше одежда изготавливалась из сукна, а сегодня – из любой материи, но обязательно вещи шьются дома. Сарафаны без украшений. Поверх сарафана надевался фартук темного цвета с карманом и оборками. Волосы женщины в любое время года должны были быть прибраны под чепец (кокошник), а поверх повязаны платком или полушалком. Из обуви молодые девушки и женщины носили чирки (сшитые из выделанной кожи животных калоши, а по верху опушка (любая ткань), удлиненная голяшка на шнурке и завязывалась).

Мужской одеждой служила длинная без вышивок рубаха и холщевые штаны. Шапки были из овчины. И женщины, и мужчины подпоясывались толстыми, самоткаными кушаками, довольно разноцветными.

В пище кержаков было очень много редьки, квашеной капусты, огурцов. Из первых блюд признавались только крупяные, овощные или грибные супы похлебки. Пельмени, вареники не готовили. Картофель в пище встречался редко, считался пустой пищей. Мясо варили и тушили в чугунках. Конину никогда не ели и лошадей на мясо в чужие руки не продавали. Четвероногие помощники умирали естественной смертью, гуляя в табунах с не работавшей молодежью. Такая поблажка коню давалась не за труд, а за то, что когда Иисуса Христа искали враги, далекий предок нынешних коней прикрыл мессию правым боком. И с правой стороны-то вообще мясо есть можно, не осквернено, но тут, считают старообрядцы лучше перестраховаться.

Не ели и зайчатину, потому что этот зверек ведет ночной образ жизни, когда активизируется вся не чистая сила. С осторожностью относились и к баранине, уж очень копытца на бесовские смахивали. Очень много употребляли в пищу рыбы. Салаты не готовили. Своими исконными блюдами считали окрошку и холодец. При приготовлении пищи широко использовали растительное масло, топленое молоко и сметану.

В семьях господствовал культ хлеба. Его нельзя было крошить, неуважительно относится к нему и отзываться. Его выпекали не в формах, а в виде калачей, прямо на «поте» русской печи. Поэтому же в пище много мучных блюд. В большом количестве пекли оладьи, лепешки и шанежки с начинкой, булочки. При их приготовлении тесто не раскатывалось. Пироги пекли  редко. Варенье не варили, ягоды сушили в печи на капустных листах.

Любимый напиток – квас. Его даже использовали круглый год вместо воды. Готовился он по особым технологиям. Чай не пили совсем («Кто пьет чай – спасенья не чай, кто табак курит – тот Бога из себя турит, а кто зелье пьет – с Сатаной дружбу ведет»), самоваров в доме не было, что вызвало мнение о негостеприимстве кержаков.

В быту широко использовали глиняные крынки, деревянные и глиняные чашки, ложки, ковши, кадушки, корзины, короба и т.д. Для хранения продуктов холодильниками не пользовались. В каждом доме для этого устраивали, как и раньше, погреба, подполья, подвалы. Не пользовались и другими бытовыми машинами и приборами. Смотреть телевизор, слушать радио, считали грехом. Бабушки, придя к внукам, если видели, что идет телевизор, отворачивались и крестились. Даже электричество старообрядцы считали грехом. Но и керосиновыми лампами тоже не пользовались.

Староверам запрещалось фотографироваться, исполнять общественные поручения, участвовать в выборах. Даже получение пенсии считали грехом, который необходимо замаливать.

Несмотря на то, что в вере жили общими интересами, в экономическом плане – порознь. Но при этом никогда не оставляли без помощи одиноких и маломощных пожилых людей, докармливали их, считая это богоугодным делом. И старушки из этих деревень не знали  что такое дом престарелых.

В жизни старообрядцы немногословны, поэтому у них нет особого фольклора. Праздничными днями, кроме церковных и воскресенья, считался и день рождения.

Главой в доме был муж, он распоряжался и деньгами.  Удел женщины – печь. Невестки помогали, подчиняясь и дочерям. Женщина не имела права подать голос, если мужчина стоял рядом. Ей запрещалось садиться за один стол с мужчинами. Женщины не смели выйти из дома раньше мужчины, никогда не ходили первыми в баню. Если муж захворал, жена творила всенощную (молитву).

Помимо земледелия кержаки занимались охотой, рыбной ловлей, пчеловодством (даже женщины), ремеслом и торговлей.

В строении жилищ особых отличий небыло. Дома в основном строили избы или пятистенные, рубленные. Во дворе ставилась баня и избушка для приготовления корма скоту и рубленые сараи. К обстановке в доме относились более лояльно, поэтому кроме обычных лавок, столов, окованных железом сундуков, можно было встретить комоды, стулья и другую мебель. Это грехом не считалось. В красном углу можно было увидеть много старинных икон. Полотенца и занавески – чисто белые без вышивок. Много места в доме занимала русская печь (без плиты).  «Под» подметали веником из пихты или тмина.

У каждого члена семьи своя посуда, для гостей отдельная.

К новым, незнакомым людям и иноверцам относились насторожено.  Некоторые даже случайное общение с православными считали грехом, потерей «чистоты» и чуть ли не духовной смертью. Отсюда укоренившееся среди других жителей волости и района мнение о негостеприимстве кержаков.

Молчаливость, строгость, изолированность от остального мира, неприятие новшеств, запрещение браков с иноверцами, неучастие в общественной жизни делало кержаков изгоями в своей стране. Поэтому больше других они страдали в царские времена. Отношения официальной светской и церковной властей со старообрядцами не сложились сразу же. Но в окрестностях Седельникова крупных столкновений с властями у раскольников не было. Это объясняется рядом причин. Во-первых, официальная церковная организация в Седельниково появляется лишь в конце XIX века, значительно позже проникновения в эти места старообрядцев и, кроме того, к этому времени гонения на раскол значительно уменьшились. Во-вторых, раскольничьи деревни находились на значительном расстоянии от основных церковных приходов, существовали относительно замкнуто. В-третьих, и сами раскольники не вмешивались в мирские и церковные дела. Зачастую они просто сохраняли свою веру на семейном уровне, практически не конфликтуя с властями. А самые яростные сторонники веры уходили дальше в урман.

Очень показательна в этом плане история рода Федота Седельникова. Уходя от церковного и чиновного гнета, он вначале основал Федотовский выселок в 10 верстах от Седельникова на реке Кильчеть. Построил здесь мельницу, а когда в 1860 году власти обнаружили новое поселение, переехал с сыновьями в Елизарово, за 60 километров от села, где снова занялся знакомым делом. Но и здесь они не нашли покоя, и в 1912 году уехали за болото на Васюган, к остякам у которых выменивали хлеб на рыбу, основав юрты (выселок Кержацкий), д. Седельникова. Бежали на Васюган и другие самые ярые сторонники веры, вряд ли случайно рядом с д. Кержатской (Седельникова) появились юрты Рагозина и Моисеева с русским населением.

Одним из более или менее крупных конфликтов был вопрос о строительстве церкви в Рагозино. К началу ХХ века в деревне Рагозино по количеству жителей и числу дворов населения было больше, чем в Кейзесе и Седельниково, но когда стал вопрос о строительстве церкви в Кейзесе или Рагозино, его было решено вести в Кейзесе, так как строительству церкви в Рагозино препятствовали старообрядцы.

В первую очередь кержаки подлежали репрессиям и в новое советское время (в годы коллективизации, сталинских репрессий). Только с 1917 до начала 20-х годов большевики относились к староверам благосклонно, как к оппозиции официальной церкви и патриарху Тихону, поддержавших «белых». Не трогали власти старообрядцев, исправно платящих налоги и в годы НЭПа. Но все изменилось с началом массовой коллективизации. Крепкие хозяйства староверов не давали покоя большевикам. В деревне Елизарово хозяева жили крепкие, самые зажиточные из соседних хуторков и деревень. Многие за это и пострадали в 1931 году во время становления колхозного строя. Семьями, но уже не по своей воле, исчезали старообрядцы в болотах севера. Из раскулаченных братьев Седельниковых вернулся только Климентий, имевший мельницу и который позднее вступил в колхоз. Из личного архива Литвиненко Юлии (правнучки Климентия Седельникова): «Когда начали кулачить, прадеда забрали, потому что он имел мельницу. Но без него мельница долгое время не работала и его вернули. Проработал он мельником до конца своей жизни».

Елизаровские старообрядцы в 30-е годы ХХ века в первую очередь подверглись раскулачиванию: у них забрали землю, зерно, скотину и дома, из которых вывозили всю семью. Сами же здания переходили в пользование колхозу, либо их перевозили в другие деревни и они приспосабливались под школы (например, Лебединскую), сельские советы и другие государственные учреждения. Семьи же раскулаченных вынуждены были обитать в хлеве или уезжали в другие деревни к родственникам. Многим старообрядцам не суждено уже было вернуться к нормальной жизни – они исчезли в Васюганских болотах. Вернулся только один Клим Седельников – он имел маслобойню на конной тяге, за нее и пострадал. «За труд ссылали» – вспоминают сейчас старожилы деревень.

В Елизарово в живых на начало 21 века было лишь две бабушки, семьи которых были раскулачены. Это Алехина Екатерина и Жилкина Лукерья. Так в 1932 году было сообщено о ликвидации группы кержаков в Елизарово – 30, а в 1934 г. – что 52 человека старообрядцев лишены избирательских прав. Такая же ситуация была в Сыщикове и Львовке. В последней раскулачили и сослали на Васюган Сабаева Леонтия с сыном Нестером, Пугачева Ивана, Седельникова Никиту, Сысолятина Макара и Томских Липата с сыновьями, Фаддея Маркова с сыном Елисеем, но по старости освободили. Однако 11 августа 1937 года его вновь арестовали, обвинили в принадлежности к нелегальной контрреволюционной монархической организации, которую возглавлял проживающий в Таре старообрядческий епископ Амфилохий Журавёв. На допросах он подписал признательные показания, что является противником советской власти и 5 октября был расстрелян в Таре.

Оказавшись в меньшинстве и столкнувшись с новым православием, а позднее могущественным советским этносом, некогда истинно русский этнос начал в них растворяться. В итоге на сегодняшний день старообрядчество как ветвь православия в нашем районе практически потеряна. Вряд ли уже наберется десяток бабушек кержачек. С их смертью исчезнет уникальная старообрядческая этнографическая группа с ее особой культурой. Ибо дети и внуки старообрядцев не относят себя к ним, не знают и не соблюдают бытовавших правил. А большая часть культурных ценностей врядли сможет возродиться, потому что у сегодняшней цивилизации идеалы и ценности не совпадающие с «кержацкими».

Сергей СЕРОБАБОВ